Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

— Никого и не было, на кладбище я была одна и весь день просидела дома, около маминого окна. Такая тоска…

— Ну-ну. Этак стихи начнёшь писать, — заметил гость, избавляясь от объятий женщины в розовой пижаме. Глупого романтизма в стиле влюблённого Пьеро он на дух не переносил.

— Ой, Валер, холодный такой… Я папин свитер принесу, тёплый и… Я мигом. — Слова о тёплом свитере звучали уже со второго этажа.

Вошедший уверенными широкими шагами проследовал в гостиную и остановился в самом центре ковра, раздумывая: разжечь ли камин и согреть ли чаю?

Здесь, на профессорской даче, за чертой суетливой столицы, он любил коротать время, ощущая себя владельцем и деревянного дома, и его приятной хозяйки.

Долгие годы деревянный дом на краю соснового леса пребывал в параллельном измерении, где Валерий и Валерия без оглядки наслаждались друг другом. Иногда казалось, что они одно целое, одна семья, и тайная обитель не допускала на порог реальный мир, жаждущий раздавить любовь, преступившую его законы.

Гость, или уже хозяин, а в сущности и тот и другой, был роста ниже среднего, но стройный и крепкий, как спортсмен-олимпиец. Уверенность в глазах, походке, жестах выдавали в нём человека сильного, способного своей воле, злой ли, доброй ли, подчинять окружающих, но улыбка его была обаятельной и светлой, искренней, как у ребёнка.

И вот сегодня, стоя в сердце золотого вензеля старого ковра, он улыбается. Кажется, что он смотрит вглубь себя и собою же доволен. Только он, Янович, любимец Бога, способен и совершает непосильное для множества других людей. А новым доказательством теории собственного величия стал огромный чёрный джип знатного немецкого рода, который под проливным дождём стоит во дворе деревянного дома и, как преданный пёс, ожидает хозяина.

В родительской спальне на кровати сидит Лера с пуловером в руках. Этот шедевр из мохнатой шерсти связала мама, а дочь подарила его папе — на последний его Новый год. Старый шкаф открыт нараспашку и благоухает цветами от рассованного по углам и полкам земляничного мыла и мешочков с лавандой. Душистые мешочки — единственный сувенир, который Лера привезла минувшим летом из Крыма. Цветы лаванды, одетые в льняные рубашечки, хранят воспоминания о десяти днях счастья, когда Валера был только её, только с ней. На пляже они ни разу даже ни с кем не поболтали, только смотрели друг на друга или держались за руки.

На полках шкафа царит порядок, установленный покойной хозяйкой. Лера ничего в доме не изменила, всё как при маме: вышитое огромными тюльпанами немецкое покрывало, купленное в комиссионке, золотистые шторы, которые чуть потускнели, около окна швейная машинка с электрическим ножным приводом, на которой Катерина Аркадьевна творила чудеса для любимой дони.

Лера, опустив голову, водит ладонями по шерсти, как будто пытается разгладить свитер до совершенства. Она не плачет, но глаза полны слёз, и уголки губ беспомощно опустились. Мысли о своей никчёмности опять окружили её облаком сомнений и атакуют взъерошенную светлую голову.

Зачем? Ну зачем бросилась ему на шею? С порога. Где гордость? Ведь для него она вещь, просто вещь, как телевизор! Захочет — включит и смотрит. Но телевизор помнит: хозяин заскучает, и тогда его властная рука погасит экран, ударив по кнопке, имя которой Леркино сердце.

Нахлынувшие переживания вооружили Леру тирадой ядовитых слов, которую она, спускаясь с лестницы, обрушила на голову промокшего хозяина телевизора. В первое мгновение атаки обстрелянный Валерий Леонидович распахнул глаза во всю ширь и попятился назад, но, споткнувшись об опрокинутую чашку, он тут же обрёл душевное равновесие и улыбнулся. Особенно смешными ему казались придирки по теме «новая секретарша». Улыбаясь глазами, он ощутил себя гранитной скалой под грозовым небом, от которой с одинаковой силой отскакивают и молнии гнева, и камни упрёков.

С едва заметным превосходством на лице он следил, как глаза родной ему женщины наливаются отчаянием, как слабеет её голос в обвинениях. Ещё немного, и она опустится на последнюю ступеньку и зарыдает, тогда он подойдёт ближе, совсем близко, и она обнимет его колени. Он помедлит, наслаждаясь победой, и, поддавшись жалости, снизойдёт… и совершит то, ради чего мчался сюда, превышая скорость.

Но сценарий провалился, едва героиня ступила на последнюю ступеньку.

— Подонок! — крикнула она, запустив комом колючей шерсти в неблагодарного зрителя, прямо в лицо. И шея, и щёки его вспыхнули, а в деревянном доме стало уже двое больных лихорадкой злословия.

— Умом тронулась, доня? Забыла, кто перед тобой? — рявкнул хозяин телевизора, пиная колючий ком серой шерсти, упавший к его ногам. — Может, Кисель тебе мерещится? Я в последнее время всё чаще вас, голубков, вместе наблюдаю.

Теряясь в байковой глубине розовой пижамы, Лера сделала шаг назад. Таким жестоким Валерочку она не видела никогда. Если бы только мама знала. «Он ненавидит меня. Секретарша точно не вылазит из его постели. Ей-то он сказал, куда едет…» — думала Лера, и от этих мыслей ей хотелось провалиться сквозь землю.

А гость, сжимая кулаки, расплёскивает брань:

— Вот и благодарность! Алик в Чехию? Пожалуйста! Аллочке лизинг пробить? Пожалуйста! Лерочка, шубку желаешь? На! Шампанского захотели, Валерия Николаевна, да не простого, хранцузского захотели — так нате, жрите! — Разгневанный хозяин стукнул кулаком по дереву старых перил, отчего лестница вздрогнула, а перила пошатнулись. А Лере показалось, что она проваливается в чёрную дыру, зияющую под ногами. — Да я твой благодетель! Что бы ты жрала без меня? Картошку с дачи? Ты её ни посадить, ни вырастить не можешь ручонками своими кручёнками, не из того места произрастающими. И что ты за баба такая? Мамой изнеженная, папой избалованная. Голос на меня повышать вздумала? Не позвонил, не приехал, ах-ах! Значит, не м о г. А тебе объяснять не должен. Ты мне — н и к т о! Приручить хотела? Женить? Не выгорело! Сочувствую… Не так уж вы с мамочкой искусны…

Чтобы не свалиться, Лера присела на ступеньки. Она обхватила голову и голосом осуждённого на смертную казнь проговорила:

— Спасибо за правду, Валерий Леонидович. В правде сила. Кажется, так говорит ваш любимый герой? Поэтому прошу вас забыть дорогу в мой дом и все телефоны. — Вставая, Лера прибавила мощности сипящему от усталости голосу. — Дождь лютует. Ступайте или ночуйте, мне всё равно. Я вас не гоню из дома в такую погоду. Я вас гоню из своей жизни.

— Ну-ну. Кто ж тебе, старушке, недостаток гормонов восполнит? — усмехнулся Янович, провожая взглядом розовую спину.

Ответ остался за дверью спальни второго этажа.

V

С мобильником в руке сон слаще. Снежана не выпустила из рук пузатого гигантского жука, так и уснула, сжимая пальцы на его блестящей спине, и он старается, экономит силы, чтобы принять самый важный в мире звонок. Неглубоким тревожным сном на гордом своим итальянским происхождением диване забылась Анастасия Сергеевна. Рядом, на столике, пахнут распечатанные пузырьки со всеми известными сердечными каплями. Холод пронизал стены и завис на потолке. Он прокрался в трёхкомнатную квартиру со сквозняками, устроенными Снежаной и няней для изгнания закисшего духа прошедшей вечеринки. Они выдраили каждый квадратный сантиметр, выбросили несколько мешков мусора с остатками маминой пирушки, поплакали, пообнимались и уснули: Снежана — едва коснувшись подушки, а няня — после сложного коктейля успокоительных.